— Хм? — Пожилой монах ещё раз осмотрел «молодого волчонка» — матёрую зверюгу величиной с телёнка, чей слишком светлый мех кое-где «украшали» пряди всё того же лишайника, что свисал с ветвей деревьев. — Нам их здесь подождать, или пойти навстречу?

— Ждать не нужно, — ответил владелец цепи, и, как бы в ответ на его слова, окружающий сумрак «расцвёл» десятком пар огоньков. Ярко и совершенно противоестественно светящихся глаз. Брат Павел, до того безучастно следующий за спутниками, впервые за всё время проявил некоторые признаки беспокойства: завозившись, он вытащил из-под сутаны две небольших кривоватых бутылочки с плотно притёртыми крышками.

— Это не понадобится, — остановил его епископ, и повернувшись, внезапно раскатившимся окрест голосом приказал. — Ко мне, тварь Божья!

В облике немолодого монаха произошли разительные перемены: он словно стал выше ростом и заметно шире в плечах. Более того, кисть руки, совершившая повелительный жест, так же отчётливо засияла во мраке жемчужным неярким светом. От Иоанна вместе со светом исходило физически ощутимое ощущение надёжности, спокойствия… и власти. Все огни в лесу погасли, кроме самой яркой пары, та медленно двинулась навстречу человеку, как-то странно подёргиваясь. Когда огромный снежно-белый зверь появился в круге света, стало понятно, почему: он полз. Полз на брюхе, повиливая хвостом и еле слышно скуля — ни дать, ни взять нашкодивший щенок, униженно пытающийся вымолить себе прощение. В исполнении существа размером с добрую лошадь смотрелось это действо особенно внушительно.

Андрэ беззвучно выругался, останавливая вращение своего оружия — кистень против существа с лобовой костью в полпяди толщиной точно не поможет. Разве что цепью попытаться удушить, пока его высокопреосвященство «держит» чудовище? Да уж, таких огромных он ещё ни разу не встречал. Чёртова магия, прости Господи! Одна надежда на Павла с его склянками: там явно не святая вода…

— Тварь неразумная, а оттого нет твоей вины в облике сем, — наконец вынес вердикт епископ, когда волк ткнулся огромным носом в подставленную ладонь. — Ты проведёшь нас.

Скуление тут же поменяло тональность — с испуганного на безудержно-весёлое: зверь был счастлив выполнить отданный приказ. Миг — и вскочившая на лапы туша вломилась в чашу с громким треском, проламывая натуральный тоннель в царстве еловых сучьев. Треск скоро стих, приглушённый расстоянием, а вот особо громкие радостные взвизги ещё некоторое время до людей долетали.

— Надо было прикончить, — посетовал поляк. Он уже смотал оружие, и теперь тщательно оттирал концевик при помощи не иначе как специально припасённой ветоши.

— Какой ты кровожадный, — ахипастырь с насмешкой оглянулся на спутника. — Мы вежливые люди, а вежливые — сперва стучатся в дверь, и только потом заходят наводить внутри свои порядки. Считай — мы постучались. Брат Павел, спрячь уже свои эликсиры — не ровен час, уронишь, и начнется лесной пожар. Доказывай потом, что мы случайно…

Продвижение по пробитому телом волка-вожака тоннелю оказалось неожиданно быстрым и приятным. Быстрым потому, что больше не пришлось кланяться-нагибаться сучьям, а приятным — из-за так и не погасшего света, источаемого братом Иоанном. А через некоторое время сырой еловый сумрак и вовсе сменился сумраком лиственным, а под ногами появилась на удивление короткая и мягкая, как специально выращенная, трава, которую пятнали отпечатки огромных волчьих лап, указующей строчкой тянущиеся всё глубже в чащу. Единственное, совсем сыро стало, и туман сгустился. Из-за тумана огонь большого костра, к которому вели следы невольного проводника, удалось разглядеть только шагов с тридцати. Впрочем, среди монахов это никого не смутило — к чему-то подобному они были давно готовы.

— Мир вашему дому, — первым поздоровался пожилой предводитель троицы церковников, входя в пузырь чистого воздуха вокруг источника жаркого пламени.

— А что не благословляете, отче? — откликнулся от костра молодой женский голос. — Или паства не по душе?

— По душе, вполне по душе, дщерь заблудшая, — епископ с одобрением оглядел женское тело, не обременённое никакой одеждой, кроме волны распущенных чёрных волос, и качнул головой в сторону остальных… гм, хозяев этого места. — Боюсь, от моего благословения наша компания… несколько поубавится. Если ты понимаешь, о чём я.

Намёк был более, чем прозрачен: среди нескольких человек обоего пола, расположившихся рядом с огнём, присутствовали и те, кого человеком назвать повернулся бы язык только у явного слепца. Двое ящеров с зелёной чешуёй ещё имели некоторое сходство с людьми, если не смотреть на головы, а вот нахохлившаяся чуть в стороне обладательница вполне себе обычной для женщины головы всем остальным телом принадлежала к птичьему роду. Ещё один обитатель, тоже на первый взгляд выглядящий человеком, кроме нечеловеческих жёлтых глаз с вертикальным зрачком, и полностью лишённый волос, вольготно разлёгся прямо среди пылающих поленьев — и нахождение внутри пламени его, похоже, ничуть не смущало.

— Вы настолько святы, ваше преосвященство, что словом и жестом изгоните нас в ад? Я уже вся трепещу! — картинно обхватила себя руками ведьмочка. — Или, может, изгоните из нас демонов?

— Не злословь о том, чего тебе не понять, — веско, с предупреждением в голосе отрезал епископ. Впрочем, следующую фразу он произнёс опять всё тем же добродушным и миролюбивым тоном: — Изгонять — это не по моей части, обращайтесь к брату Андрэ.

Поляк, до того держащийся на шаг позади архипастыря, вышел вперед и издевательски поклонился, не забыв положить руку на пояс-оружие: некоторые мирские привычки никак не желали оставлять бывшего шляхтича.

— Экзорцист! — Растерявшая весь свой гонор молодая девчонка попятилась. — Ты привёл экзорциста!

— Как и было оговорено… Не так ли, Асмодеус? — Иоанн с тщательно скрываемым удовольствием отметил, как напряглись нелюди. Впрочем, по поводу колдунов и ведьм святая мать-Церковь пока не выработала единой позиции и продолжала склоняться к мысли, что отступники, практикующие волшебство, — всё-таки люди. Заблудшие, пустившие в душу ужасающую скверну, но всё ещё люди. По крайней мере, пока у них не отрастали, пусть даже временно, противоестественные конечности, органы и покровы, и не появлялись способности вроде несгораемости саламандр. — Кстати, я тоже оценил присланного тобой… привратника.

— Я знал, что для тебя пройти Хранителя не составит труда, — покачал головой пожилой мужчина, до того молча смотревший в пламя, и поднялся, тяжело опираясь на посох в виде сильно перевитого древесного корня, — и называй меня Ульфхам, как все. То… прозвище ко мне больше не относится. Всё осталось в прошлом.

— Ты можешь отказаться от Преисподней, но она никогда не откажется от тебя. — На секунду выражение лица монаха выдало истинное отношение к собеседнику — смесь презрения и гнева, но Иоанн быстро взял себя в руки. — Но это не важно. Даже несотворение зла есть добро.

— Потому ты пришёл ко мне? — теперь уже не удержался главный на лесной поляне, саркастически приподняв левую бровь.

— Потому что знаю тебя достаточно хорошо, — не поддался на провокацию епископ. — Потому что данное Слово для тебя нерушимо. Тебя знают и тебя уважают среди… таких, как собравшиеся здесь и сейчас. Так что я надеюсь, что ты сможешь донести до многих то, с чем я пришёл к тебе.

Слова высокопоставленного священника, маскирующегося под простого монаха, произвели некоторый, можно даже сказать, фурор. Несколько спутников назвавшегося Ульфхамом вскочили на ноги, сжимая кулаки, над поляной повис гул встревоженных голосов.

— Он врёт! — опять не сдержалась обнажённая ведьма. — Ты врёшь, церковник! Ваши проповедники каждый день провозглашают войну нам — в каждом храме, с каждой кафедры! Что ты можешь нам сказать?!

— Халла, утихни, — веско приказал глава нечисти, и шум как отрезало. — Я согласился на личный разговор с тобой, про передачу послания разговора не было. Мне говори и уходи.