Людвига с матерью жила по деревенским меркам шикарно — у них была «городская» мебель и всякие штуки, вроде старинного зеркала с затейливым узором по массивной раме или аж двух керосиновых ламп с зелёными шелковыми абажурами. Лампы, правда, вскоре перекочевали в школу, где были нужнее (электрификация шла по стране быстро, но отнюдь не мгновенно), но и остальные предметы радовали. Тем более, что про многие вещи училка могла рассказать весьма занимательные истории — отец старшей Лазоревич, дед Людвиги держал ломбард. Дела особенно «пошли» перед и во время революции и кое-что из семейного фонда старинных ценностей (не золота или драгоценностей, конечно) в водовороте гражданской войны удалось сохранить. На память учительница никогда не жаловалась, рассказывать умела с редким талантом.
В том числе Людвига несколько раз слышала рассказ и про упомянутое зеркало — правда в более полном, не публичном варианте. Мать говорила, что оно специально выполнено в таком виде, потому что использовалось в салоне некой княгини в качестве гадательного, а чёрточки и закорючки орнамента на самом деле некие «руны». А сделано зеркало вовсе даже в Италии действительно для неких оккультных нужд, о чём на окладе есть соответствующее клеймо мастера, а нарочито-грубоватый стиль — стилизация под более ранние работы. Известно же, что в своё время стеклянные зеркала были секретом итальянских ремесленников из нескольких семей, и стоили столько, что бывало на одно такое стекло меняли целое поместье… Лазоревич-старшая по молодости была изрядной нигилисткой и «во все эти глупости попов» не верила (что ей изрядно помогло во время известных событий), разбиралась в антиквариате посредственно. Собственно, в рассказ отца она тоже не особо верила, но всё, что у неё осталось от родителя — только вещи и связанная с ними память… И невдомёк ей было, что зеркало действительно было создано «для оккультных целей», и что равносторонний крест с расширяющимися к концам лучами на клейме означает не просто «итальянского мастера», а возраст самой «стекляшки» на сто лет больше обозначенного наобум содержателем небольшого столичного ломбарда.
Бывают везучие люди, а бывают — везучие предметы. По «Грязям» дважды прокатилась линия фронта, но зеркало не только пережило артобстрелы, бомбардировку, но и не уехало в Германию вместе с обозом хозяйственных гансов — прихоти войны. Впрочем, на фоне другого совпадения это казалось обычной бытовой мелочью. Передвинув «ведьмин дом», крестьяне сами того не зная поместили его прямо над рукотворной пространственной аномалией — впрочем, узнать об этом они и не могли. Собственно, «запруда» никак не обнаруживала себе снаружи. Даже если прямо в её границы поместить предназначенный для работы с магической энергией артефакт. Для активации системы требовался ещё один… гм, компонент.
По крутой лестнице прошуршали несмелые шаги — ступени ещё слишком высоки для «почти шестилетнего» голубоглазого блондина-карапуза, но — а руки-то на что? И перила, точнее — их столбики. Правда, не вовремя попавшийся под руки торчащий острием из расщепа дерева тонкий гвоздь только что проколол нежную кожу на детском пальчике, но юный исследователь лишь досадливо переменил конечность, а пострадавшую засунул в рот (сколько поместилось). Было бы круто, если бы резко пахнущей ваткой прижать, как в том кабинете врача, где он ничуть не испугался! — но, чего нет — того нет. Да и — интересно же! Двухдневный затяжной дождь ещё в первые сутки доходчиво объяснил дачникам, откуда у деревни появилось столь говорящее название, а уж на вторые… Делать было решительно нечего, и родители затеяли разборку вечно закрытого второго этажа, на который он неоднократно пытался попасть. И вот, наконец — УДАЧА! Тем более, тучки всё-таки нехотя разошлись и взрослые переместились во двор собирать из мокрой кучи «совсем хлама» будущий большой костёр. Но то будет вечером, а сейчас… ух!
Новая локация не подвела — старые покосившиеся шкафы, набитые книгами (преимущественно старыми школьными учебниками разных годов и справочниками, на которые у старших Ведовых не поднялась рука) и пустыми пыльными разнокалиберными банками, представлялась ребёнку чем-то вроде таинственного подземелья-лабиринта, полного сокровищ. Из последних сходу удалось отыскать крутейшую медную пуговицу со звездой и «огромного» паука в ноготь большого пальца размером, чей дом был разрушен бездушными взрослыми, отчего членистоногое вынуждено было заняться строительством вновь. Паука исследователь трогать не стал (какое же подземелье без паутины? А мама всё взяла и убрала!), тем более что его внимание привлёк тусклый блеск стеклянной поверхности у стены. Зеркало! Большое! Дома такое только в платяном шкафу есть — а шкаф, как и чердак, постоянно закрыт, какая несправедливость. Маленький Ведов уже и забыл, что успел пораниться, и схватился за раму пострадавшей рукой, вглядываясь в собственное отражение. Кровь человека, имеющего нужную способность активировала артефакт, а месторасположение обеспечило энергией. И изображение за стеклом сменилось, послушное воле юного экзорциста.
Часть 1
Учиться, учиться, учиться…
1
Всё-таки прикольно быть студентом. Гораздо интереснее, чем школьником, хотя я себе и подпортил контраст, закончив последние два класса экстерном. То ещё веселье было, особенно в свете того, что я поставил себе целью получить аттестат за год, а не за два. Охренеть какое весёлое было «приключение», честно сказать, не раз и не два успел пожалеть за первые полгода, что вообще в это всё ввязался… А потом вдруг понял — справляюсь. Справляюсь! Ни с чем не сравнимое чувство самостоятельной крупной победы — первой в моей жизни. Вспоминая себя в начале всей этой эпопеи… Скажу честно, я был наивным ребёнком. Серьёзно, за этот год, как мне теперь казалось, я повзрослел лет на десять — тем более, что было у кого поучиться: всё-таки школа-экстернат рассчитана на целеустремленных людей, знающих, что они хотят. Взрослых, то есть — вне зависимости от возраста. А уж контингент «одноклассников»… Даже вспоминать не хочу. В итоге, минус красивый торжественный выпускной (никогда не понимал прелесть пьянок-гулянок), минус «друзья» из предыдущей школы рядом с домом (на них тупо не оставалось времени), и плюс: я студент первого курса Медицинского Университета, хотя мне всего шестнадцать. Тут я, по идее, должен сказать: «жаль только, оценить некому»… Но не скажу. Есть кому. Собственно, один бы я и не справился. По счастью, я уже забыл, когда в последний раз был по-настоящему один…
Февраль — месяц «ящериц». Раздолбаи, прогуливающие в течение семестра лекции, семинары и практикумы, забивающие на учебу и обросшие «хвостами» за время сессии, теперь срочно пытались отбросить лишние органы, дабы за эти самые хвосты не быть отчисленными на фиг. По счастью, у меня хватило мозгов прислушаться к советам преподавателей и выдержать хорошую посещаемость, благо, чтобы заболеть, мне нужно совсем уже по-дурному переохладиться или напортачить с едой: то ли повезло с организмом, то ли ещё один бонус от событий одиннадцатилетней давности… В общем, мог спокойно и отстранённо наблюдать за толпой однокашников, очередями выстроившихся к гардеробу, и наслаждаться зрелищем. Два полюса контраста: парни, слегка заросшие щетиной и с красными глазами в мятых, словно корова пожевала, халатах, [5] и девушки, соревнующиеся длиной (точнее, наоборот, короткостью) юбок и открытостью блузок, с идеально наложенным макияжем (маскирующим, в основном, всё те же мешки под глазами). По понятным причинам меня интересовала именно вторая группа. Вот, например, пристроившаяся с тетрадкой у кадки с декоративным кустом и полностью ушедшая в себя красавица, на бедре которой через почти прозрачный материал чулков проступают китайские иероглифы…
Я ощутил давным-давно ставшее привычным чувство — словно легчайшее давление, и изящные закорючки разом стали понятны.